(37.1) Šalamov vs Solženicyn: prieduras

Kai tinklaraštin įdėjau 37 įrašą, el. laišku sureagavo Laimis Jonušys:

Aišku, kad reikia Šalamovą versti. Bet vis dėlto Solženicyno geriausias kūrinys yra Viena Ivano Denisovičiaus diena. O tai nėra enciklopedinė registracija – labai žmogiškas pasakojimas. Bet jųdviejų palyginimą esu girdėjęs ir kitokį – Šalamovas apskritai nusivylęs žmogaus prigimtimi, ir tai suprantama ir įtaigu.

Atsakiau: „Taip, tada Solženicynas dar nebuvo sugalvojęs, kad turi atlikt ‘misiją’.“ Ir prisiminiau skaitęs Eduardo Limonovo tekstą, kur jis apsiskelbė esąs vienintelis Solženicyno įpėdinis. Radau; rašyta tuoj po Solženicyno laidotuvių 2008-ų rugpjūtį, vadinasi „Aš ir Solženicynas“:

Он был возраста моего отца. Собственно, с ним я и боролся как с отцом, против которого бунтуют. Я бунтовал и не примирялся, но странным образом, похоронив его, я понял, что именно я его наследник или, как я сказал "Коммерсанту", "преемник". Сейчас объясню в чем дело.
Александр Исаевич не был политиком. Но он заведомо был идеологом. В своих старомодных неуклюжих произведениях он предлагал России способ существования, пытался подсунуть свое видение российского и советского прошлого и будущего. Он был холоден, неприятен, догматичен, как политрук. Он не создал нам Раскольникова, не создал Вронского, не создал Базарова, но дал нам себя и свои неуклюжие планы для России. Он был смел и не смущался своих наскоро слепленных банальных книг. А сквозь эти книги прорывался его вполне консервативный, идеалистический, не могущий быть никогда исполненным план для России.
Мой план противоположен. Тому, кто читал мои идеологические книги "Другая Россия" и "Ереси", кто наблюдал за моей политической деятельностью, это абсолютно ясно. Однако мы с ним одного типа таланты: у нас (у него были) грандиозные планы для России. Больше ни у одного писателя нет, есть у меня. Он был преобразователь-консерватор, я – преобразователь-революционер. [...]
Оглядывая литературный пейзаж вокруг себя, вынужден констатировать, что оспаривать наследство Солженицына у меня некому. Российские писатели, как правило, антиидеологичны, идеологических проектов никто не выдвигает. Банальный либерализм одних, ностальгический советизм других, бытописательство третьих – все это исключает появление смелых проектов. Поэтому именно в этом смысле я его преемник. У многих это вызовет злобу, у иных – усмешку, но это так, и поделать с этим ничего нельзя.

Pagalvojau: jo pasisakyme racijos yra: ir jis įtikėjo turįs misiją – metamorfozė iš Edičkos į revoliucionierių fantastą. Pasiskelbęs kandidatu į prezidentus per 2012 metų rinkimus, E.L. siūlo, be kita ko, Rusijos sostinę perkelt į Pietų Sibirą, nes:

а) следует сбалансировать географический, экономический, инфраструктурный и, политический перекос России к Западу.
б) грандиозный, петровский (от Петра I) по своим масштабам проект даст миллионы рабочих мест, займет трудом безработных. Будут построены многочисленные аэропорты, железные дороги и автострады. Вся страна примет участие.
в) Перенос создаст новую инфраструктуру России. Заселит Южную Сибирь и скрепит связи Дальневосточной России и Сибири с российской "европейской" метрополией. Остановит экспансию Китая.

Darius Pocevičius tikriausiai ką nors yra išvertęs ir iš jo knygų Kita Rusija ar Erezijos, nors neteko užtikt (Erezijos rusiškai, Kita Rusija išversta į anglų yra internete).

P.S. Lietuvos sostinę kitur įkurdint, regis, vienintelis Kazys Pakštas yra siūlęs: reikia mums atsigręžt į jūrą ir sostinė turi būt Klaipėda (plg. Ryga ir Talinas).